Кейа махнул бокалом в сторону и рассмеялся над очередной не такой уж смешной шуткой. Это не имело значение: в своем состоянии блаженного довольства и легкого опьянения ему было глубоко все равно на уровень шуток, произносимых его людьми. Ему было хорошо и смешно от любого действия, происходящего вокруг: от выкриков ударного отряда, завистливых вздохов постовых и просто беспечного любопытства от гражданских, который и знать не знали, хотя может и догадывались, о готовящейся операции и случившемся массовом задержании очередной банды расхитителей, воров и разбойникво, а еще охотников на ценный антиквариат. Достояние их истории, не хухры мухры! Впрочем, рыцари ордена не всегда умели держать тайны, так что половина города наверняка хотя бы слухи слышала о произодшем.
Как минимум потому что их Почётный рыцарь отрдена, Путешественница со своей очаровательной летающей компаньенкой, обыскали весь город в поисках загадок, котрые Кейа лично спрятал для них. И сейчас эта самая Путешественница, Люмин, ужинала вместе со всеми участниками событий. Она, в отличии от рыцарей, не выглядела особо довольной. Кейа ее в целом понимал, но игнорировал. Мало ли кто был им не доволен, да весь город хоть раз, да были ему не рады. А то и не два и не три. Владелец Доли Ангелов так точно видеть его не желал, да будто у Дилюка есть выбор: не пустить Капитана Ордена в таверну отмечать удачную операцию? Да где это видано, его бы просто не поняли пришедшие рыцари. Хотя о плане Кейи он если не знал, то догадывался и был вполне против. Не то что бы его мнения спрашивали, прочем, он и не стеснялся его высказывать.
Например сейчас его уровень недовольства можно было отследить по тому, но он не обслуживал Кейу за стойкой, оставив эту ношу Чарльзу. Тот был совершенно не против заработать на пьющем вино как воду Кейе и с удовольствием обновлял ему бокал.
К середине вечера шумиха поулеглась. Кейа был ужо достаточно пьян, чтобы спокойно сидеть в уголке барной стойки и размышлять о вечном. Немного вслух, немного сам с собой, немного с Дилюком, которому некуда было деться. Ворот его рубахи распахнулся сильнее обычного, манжеты запачкались каплями и пылью, да и сам он выглядел уставшим и немного помятым. Меланхоличное настроение не мешало Кейе щебетать с подходящими к нему людьми словно славная птичка или просить новуюрцию вина, пусть Дилюк и пытался его остановить. А когда он не пытался? Все, что делал Кейа, в его глазах было не правильным, так какая разница, как в действительности поступать, если результат удовлетворяет запросам?
Впрочем, не только его брат был с этим не согласен.
— Люмин, дорогая, тебе не понравился праздничный ужин? Если что-то не так, только сообщи, я обязательно найду как исправить ситуацию, — голос его был как обычно игривый, когда Кейа, замечая еще большее недовольство Путешественници, и решив, что это все же надо исправлять, раз уж даже вкусная еда не помогла ей, отправился улучшать настроение и менять атмосферу уныния.

На Лофу не то что дни, а целые годы и десятилетия летели стремительно. Когда у людей в запасе были века или даже тысячелетия, им не было нужды следить за временем. Вот только Дань Фэну прошедший год показался дольше целого века. Тоска замедлила течение времени, но как с ней справиться, старейшина не знал. Снаружи сковывала неопределенность, а внутри Дань Фэн отчаянно метался, словно дикий зверь в клетке.

В тот вечер, когда Инсин заснул на плече Дань Фэна, они так и не пошли пускать фонарики. Старейшина не стал будить друга, потому что тот явно устал, и стоило дать ему отдохнуть. Убедившись, что тот крепко спал, Дань Фэн перенес его на постель. Заботливо убрав волосы со лба Инсина, он уселся в изголовье кровати и прикрыл глаза. На самом деле, не так уж важно было, чем именно они были заняты – пили ли чай, пускали ли фонарики или же просто спали, – главное, что они делали это вместе. Будучи верховным старейшиной видьядхара, Дань Фэн понимал свою значимость для окружающих, но одно дело быть нужным своему народу и совсем другое – быть нужным близкому человеку. Он знал, что даже если Инсин в итоге добьется сердца Байхэн и перестанет проводить с ним столько же времени, сколько сейчас, он хотя бы сейчас сможет наслаждаться моментами, проведенными наедине.

К сожалению, разлука с Инсином пришла гораздо раньше, чем Дань Фэн ожидал. Очевидно, в помощи с Байхэн друг уже не нуждался. Верховный старейшина время от времени замечал Инсина рядом с соратницей. Спрашивать о том, в каких теперь они состояли отношениях, было неприлично, поэтому Дань Фэн просто постарался не навязываться. Впрочем, и сам Инсин не искал встреч: по-видимому, все его силы уходили на покорение женщины. В каждую встречу квинтета старейшина ожидал увидеть на поясе Байхэн сделанную Инсином флягу, но то ли она не приняла подарок, то ли сам Инсин так и не решился его вручить.

Дань Фэн не понимал, что именно чувствовал, но ощущал себя совершенно разбитым. Все валилось из рук, собраться с мыслями было сложно, и старейшина никак не мог избавиться от ощущения, будто что-то забыл или потерял. Эта зияющая пустота внутри мучила, но Дань Фэн молчал, пытаясь отвлекаться на дела своего народа. На самом деле он, наверное, хотел бы, чтобы Инсин сам подал ему хоть какой-то знак и показал, что все еще хотел поддерживать отношения, но тот, наоборот, все больше отдалялся. То у него не было времени, то уже были другие планы. Они не перестали общаться полностью, просто Инсин сохранял дистанцию, а Дань Фэн отчего-то не мог найти в себе решимости ни преодолеть стену, построенную другом, ни вызвать его на серьезный разговор. На все это наложились видьядхарские проблемы, с которыми нужно было разбираться, и новые битвы с порождениями Изобилия. Так прошли месяцы, но все чаще Дань Фэн возвращался воспоминаниями к вечеру, проведенному вместе с Инсином. Ласковые прикосновения, нежные взгляды, тепло и уют – сложно было не думать о том, как все это было приятно, и не сокрушаться, что оно было так скоро утрачено.

Очередную встречу квинтета Дань Фэн пропустил. Он уже почти пришел на место встречи, но, увидев, что Инсин был поглощен общением с Байхэн, развернулся и ушел раньше, чем кто-либо заметил его присутствие. Крепко сжимая в кулаках ткань своих одежд и сцепив зубы словно от боли, старейшина отправился в сад и опустился на землю перед водой. Это было невозможно, неправильно, но теперь даже смотреть на Инсина с Байхэн было невыносимо, словно лисица украла то, что прежде принадлежало только ему. Дань Фэн коснулся пальцем воды – водная гладь зарябила, по поверхности поползли круги. Старейшина отнял руку от воды и коснулся пальцем края глаза. По скуле скатилась капля воды, и Дань Фэн тяжело вздохнул, задумчиво глядя на собственное отражение.

Он не был человеком, он никогда не смог бы дать Инсину то, что могли дать другие. Даже в коренных жителях Лофу было больше человечности, чем в нем. Можно было бы попробовать побороться за внимание Инсина, но что Дань Фэн мог ему предложить? Наверное, так же думал и сам Инсин. От этой мысли старейшина почувствовал, как стало тяжелее дышать. Как жаль, что до перерождения было еще долго – забыться, исчезнуть было бы гораздо легче, чем продолжать жить, коря себя за неспособность что-либо изменить и удержать рядом с собой кого-то, кто был дорог.

Устав, наконец, жалеть себя, Дань Фэн поднялся на ноги. Он был неправ, считая, что ему нечего было предложить Инсину, и даже если потом их пути окончательно разойдутся, он должен был сделать хоть что-нибудь, чтобы как минимум отблагодарить друга за то, что тот позволил ему почувствовать себя хотя бы немного ближе к людям.

Вечером перед днем рождения Инсина Дань Фэн без предупреждения пришел к его дому. Отвлекать его в сам день рождения он не хотел: наверняка у друга были планы – с теми, с кем ему теперь было интереснее проводить время. Старейшина постучал в дверь. В его руке было два фонарика; его желание за этот год не изменилось, а что насчет Инсина? Хотел ли он загадать то же желание, что и год назад?

Когда дверь открылась, Дань Фэн показал другу фонарики.

— В прошлом году нам так и не удалось их пустить. В этом году я подготовился, – старейшина неловко улыбнулся. – Пойдем.

«Охота» нынче вечером не задалась. То ли отпуск в аду отбил ему чутье,  и Дин выбрал неудачный бар, то ли в этом городе был дефицит на одиноких и доступных красоток, но единственная симпатичная брюнетка, на которую Винчестер положил взгляд, отшила его раньше, чем он успел приземлиться на соседний стул за стойкой, посоветовав катиться подальше вместе со своей «похотливой улыбочкой». Таких провалов Дин на своем веку еще не помнил. Что тут у них, район высоких моральных принципов? Уж простите, такая работа, на цветы, конфеты и прочую романтическую лабуду времени не остается.
Очевидно, что пора было и впрямь перебазироваться в другое место, для того хотя бы, чтобы отвлечься от этого позорного недоразумения, сбившего с него враз всю харизму. Не сидеть же теперь тут одиноко в лучах своего позора в надежде на внезапную удачу.  Только вот прежде бы избавиться от выпитого пива, а потом уже продолжить поиск, не спеша и с умом, а не соваться в первую попавшуюся дверь.
Заморачиваться делением посетителей на мальчиков и девочек хозяева заведения не стали:  отвели под частные дела две  маленьких туалетных комнаты.  Отвинтив кран, Дин склонился над раковиной, чтобы плеснуть себе воды в лицо, сгоняя хмель, а в следующую секунду его сердце пропустило удар.
- Твою ж… - глубоко вдохнув, Винчестер проглотил оставшуюся часть ругательств и прислушался к ощущениям, проверяя, бьется ли еще в груди привычный ритм. Пусть вся их жизнь состояла из сплошных скримеров, такое явление – перебор даже для этой безумной реальности. – Кас, это чертов сортир! Нельзя…
Вода щипала глаза, стекая со лба, и, утершись рукавом куртки, Дин только безнадежно махнул рукой, бросая очередную затею разъяснить пернатому правила поведения в человеческом обществе. Скажешь, что надо постучать прежде, чем входить, так в следующий раз он материализуется где-нибудь в кладовке или за окном третьего этажа и точно доведет их с Сэмом своим стуком до инфаркта.
- Ну, спасибо, что хоть не минутой раньше, - и ему очень не хотелось знать, как именно Кастиэль так точно подгадал момент.
Сарказм и язвительность чаще всего выходили за пределы восприятия ангела, пусть Винчестерам и удалось добиться некоторых положительных сдвигов в этом деле, так что Кас наверняка примет эти слова за искреннюю благодарность. Впервые Дин был рад тому, что с постельной темой на сегодняшний вечер не сложилось: страшно представить, сколько было бы криков, объявись вдруг странный чувак в плаще посреди спальни. Да и ему самому, надо думать, подобный поворот сюжета надолго отбил бы всякие плотские желания. И как с ребенком, заставшим родителей в неудачный момент, – потом до утра пришлось бы отвечать на вопросы «а почему?», «а зачем?», «а как?..» Хлопнув ладонью по рычагу крана, Дин перекрыл воду и, снова обернувшись, ткнул парня в плаще пальцем в грудь.
- Шаг назад. Личное пространство. Только в толчок не рухни.
Ему понадобилась еще пара секунд на то, чтобы прикрыть глаза, перевести дух и прокрутить в голове весь тот бред, который только что нес Кас. И после признать, что единственной понятной мыслью из сказанного была угроза падения очередной печати.
- Итак, - вот за что можно было похвалить Кастиэля, так это за умение ждать, пока ему ответят. Серьезно, Дин был уверен: скажи ангелу, чтобы тот подождал, пока ты вернешься, – и через сутки обнаружишь его в том же сортире, ровно на той же клеточке выложенного в шахматном порядке черно-белого пола. – Крест, знамение, смерть с косой, монстр под кроватью. Я-то здесь при чем? Хватай свою ангельскую кавалерию, и скачите спасать печать. Я могу пристрелить монстра, если он тебя пугает, но все остальное уже по вашей части.
Еще не так давно (по земному летоисчислению) самооценка Дина знатно бы раздулась: подумать только, ангел заявился просить о помощи! Теперь же Каса он знал вполне хорошо, и понимал: тот сейчас запросто, не моргнув глазом, способен заявить, что ему нужен человек в качестве наживки. И вообще-то подойдет любой, но раз с Дином ангел знаком лучше, чем с другими шестью миллиардами людей, то в первую очередь решил предложить почетную миссию именно ему. Никогда не зазнавайся в присутствии пернатых – нет лучших спецов по скидыванию с небес на землю.